— Выстрелить холостым! — приказал я комендорам погонных пушек.

Это был приказ полакру опустить паруса и лечь в дрейф, невыполнение которого грозило началом боевых действий. Судя по количеству пушечных портов, если они не нарисованы, на судне всего восемь пушек, скорее всего, трех- или шестифунтовых. С корветом им тягаться не по зубам. На полакре после небольшой паузы выполнили приказ, оставив только штормовой стаксель, чтобы держаться правой раковиной к ветру и волне. От корвета отошел катер с мичманом Робертом Эшли.

Минут через пятнадцать на борт «Хорошего гражданина» поднялся рослый мужчина лет тридцати восьми, длинные волнистые черные волосы которого были перехвачены черной ленточкой, как в будущем будут носить во время траура русские женщины. Наработанный стереотип при виде такой ленточки первым делом вызывал у меня вопрос: по ком скорбит шкипер полакра со скромным названием «Поле битвы»? У французов названия купеческих судов или излишне примитивные типа женских имен, или выдают мечты судовладельца. Впрочем, женское имя тоже может обозначать мечту.

— Откуда и куда? — ответив на вежливое приветствие шкипера на ломаном английском языке, первым делом поинтересовался я на, как считаю, прекрасном французском.

— Из Валетты в Марсель, — ответил шкипер на родном языке. — Надоело там торчать. Продукты закончились, местным запретили подвозить и продавать нам, на берег не сойдешь. Контрабандисты продавали нам кур по шестнадцать франков, кроликов по двенадцать франков, а рыбу по четыре франка за фунт. Пришлось обменять часть груза на еду. Простояли бы еще пару месяцев — и трюм был бы пуст. Надеялся во время шторма проскочить. Сначала всё шло хорошо… — Он вздохнул огорченно и развел руки: не повезло. — Надо было идти к африканскому берегу и дальше вдоль него.

Я сочувственно покивал, будто на самом деле разделяю чувства шкипера, после чего спросил:

— Что везем?

Полакр сидел неглубоко, поэтому я приготовился услышать самый скучный вариант: в балласте.

— Хлопок, — ответил шкипер. — Погрузились в Александрии еще в прошлом году, все никак не довезем.

— Мы это сделаем за вас, — утешил я, после чего отправил Роберту Эшли приказ самостоятельно вести приз в Палермо.

Пусть запишет в свой мичманский журнал самостоятельное командование судном. Вдруг пригодится?! Ему уже можно сдавать экзамен на лейтенанта, хотя мне все еще кажется, что он зелень подкильная. Как быстро летит время!

88

Следующие три недели прошли впустую, после чего я решил вернуться к Мальте. Вдруг осаду сняли, а я все еще несу службу?! Обидно будет. К сожалению, причины для обиды не было. Английский флот все еще блокировал остров, но русского уже не было. Как мне рассказали, Австрия, поиграв очередное сражение на суше, договаривается о перемирии с Францией. Российский император Павел Первый правильно решил, что незачем помогать тем, кто не хочет воевать сам. Появился слух, что и Англия собирается сесть за стол переговоров. Нынешние ученые, такие же точные, как и их последователи, подсчитали, что война длится в среднем шесть лет. Политики верят в любую чушь, поскольку сами ничего другого не произносят, поэтому, скорее всего, сделают всё, чтобы война закончилась. И так уже нехило выползла за временные рамки.

Помелькав два дня возле кораблей блокирующей эскадры и не услышав упреков за продолжительное отсутствие, а скромность моя не могла смириться с мыслью, что наше отсутствие просто не заметили, я решил опять отправиться на охоту, повел корвет «Хороший гражданин» в Ионическое море. Русские ушли оттуда, а море пустым не бывает.

Двадцать пятого июня к нам, поскольку правильно ответили на их сигналы, подошло французское авизо «Смелый». В английском военном флоте такие суда называют пакетботами и используют для доставки почты. «Смелый» был водоизмещением сто двадцать тонн, имел парусное вооружение куттера (гафельный парус и два стакселя) и четыре трехфунтовые пушки при экипаже тридцать шесть человек. Командовал авизо мичман Луис Подеста. Везло провиант осажденному гарнизону Мальты.

— У нас в этом районе рандеву с корветом «Революционер», однотипным с вами, который должен был отвести нас к Мальте, — объяснил причину своей опрометчивости мичман Луис Подеста — шестнадцатилетний юнец с кукольным личиком.

— Давно на флоте? — поинтересовался я.

— С августа прошлого года, — ответил он.

— Закончил морское училище? — спросил я.

— Нет, поступил на службу матросом. Через полгода, как образованный человек, был произведен в мичмана, и получил под командование «Смелого», — рассказал он.

Жаль, что я не выплыл к французскому берегу. С моим-то опытом уже бы был адмиралом, если не министром военного флота.

— С кем еще рандеву здесь? — задал я вопрос.

— Однотипным с нашим авизо «Грозный» и тремя фелуками, — честно признался мичман Луис Подеста, видимо, чтобы не скучно было в плену.

Фелука — это небольшое палубное судно тонн до пятидесяти водоизмещением с латинским парусом со срезанным нижним углом, который поднимается на двух реях. Скорость высокая, осадка около метра, экипаж два-три человека, поэтому пользуется большим спросом у пиратов и контрабандистов. Этих наняли власти для доставки снабжения на Мальту. У них был шанс проскочить. Ни линейные корабли, ни фрегаты, ни наш корвет в жизнь бы не догнали фелуку, а так к вечеру все три по собственной воле дрейфовали рядом с авизо. «Грозный» пожаловал только через день. Им командовал мичман Жан-Пьер Баральер, тоже шестнадцати лет от роду, но прослуживший на флоте аж семь месяцев, из которых две недели командовал авизо. Где все это время находился французский корвет «Революционер», обязанный проводить их до Мальты, так и осталось загадкой. Предполагаю, что его вспугнул какой-нибудь из наших фрегатов или линейных кораблей.

На одно авизо я назначил командиром мичмана Роберта Эшли, на другое — помощника штурмана, а на фелуки — остальных трех мичманов. После чего провел караван до Мессинского пролива и предоставил возможность самостоятельно довести призы до Палермо, где была база эскадры, блокировавшей Мальту, и по один слухам находился со своей любовницей и ее мужем контр-адмирал Горацио Нельсон, а по другим — сладкая троица уже отправилась в Лондон, забив на осаду и войну с Францией.

89

С утра двадцать второго августа начался шторм. Точнее, в Атлантике это была бы очень свежая погода, а в Средиземном море принято считать бедствием. По большому счету флот здесь маломерный, для которого волна в три метра уже критична. С борта яхты и метровая кажется очень высокой. Другое дело, когда прешь на балкере тысяч на шестьдесят водоизмещением и смотришь на десятиметровую волну сверху вниз. Французы приучили нас, что удирают во время шторма из бухты Валетты, поэтому корабли английской эскадры обложили Мальту со всех сторон. Мой корвет тоже занял место юго-западнее острова. Если будут удирать, то при северо-восточном ветре это направление самое перспективное. К тому же, уходить лучше в Тулон, а открытый путь туда только по Тунисскому проливу.

Ночью я удвоил количество наблюдателей. Сидеть на марсе в такой ветрюган, конечно, не сахар, но ведь не просто так. Если захватим приз, каждому обломится неплохая денежка. Прождали напрасно. Может, кто-то из французов и вышел из Валетты, но мы его не заметили.

На вторую ночь я прогуливался на шканцах, потому что выспался после обеда. Делать было нечего. Все книги прочитал, письма написал, подчиненных раздолбал. Играть с офицерами в шахматы или нарды английскому капитану не положено. Оставалось только изображать из себя морского волка. Мы держались против ветра. Он был теплый, но сильный. Если говорить, стоя против ветра, кажется, что заталкивает слова в глотку.

— Вроде бы что-то белое на правой раковине! — послышался крик с марса грот-мачты.